Вислова А. В. "Андрей Миронов: неоконченный разговор": Книга-диалог. — М.: Искусство, 1993
— «Если вся моя жизнь будет состоять из трудов и лишений, я не буду роптать». Я очень в это поверил и поверил себе в этом, — вспоминая тот спектакль, говорил А. Миронов в 1984 году и вдруг тихо добавил: — Может быть, сейчас я уже не смог бы произнести это так, как произносил тогда... Да, ноты, прозвучавшие в его Жадове, потом будут приглушены, хотя и не исчезнут совсем. Впереди актера ждали многие открытия, а все-таки Жадов, стоя несколько особняком в списке ролей актера, продолжал жить в нем и напоминал о себе то в одном, то в другом персонаже. Так сложилось, что человеческая индивидуальность Андрея Миронова формировалась гораздо сильнее под влиянием семейного, дружеского окружения, нежели событий общественной жизни в целом. Конечно, атмосфера внешней жизни не могла не воздействовать вовсе, но не она создавала тип его личности, характер. В нем очень сильно было развито индивидуалистическое начало. Он не был коллективистом по своему складу, притом, что качества неформального лидера в нем были заложены. Он умел увлечь и повести за собой людей, что дало себя знать впоследствии в его режиссерской деятельности. Вообще, в нем изначально сочетались как бы взаимоисключающие черты. С одной стороны, необычайная живость и непоседливость, с другой — крайняя деловитость и собранность, проявлявшиеся уже в детстве. Его школьный друг и одноклассник Александр Ушаков рассказал мне об одном забавном эпизоде из их детских лет. Андрею понравился какой-то кораблик, который он увидел в доме своего приятеля. Он попросил подарить его ему. Тот, в свою очередь, может быть, шутя, согласился при условии, что Андрей за это станцует чечетку. Андрей, не говоря ни слова, взял стул, встал на него, станцевал, а затем, также молча, взял кораблик и на глазах слегка удивленного товарища удалился с чувством выполненного долга. Независимый, очень индивидуальный склад его натуры во многом объясняет то, что, уже став актером, он никогда не принадлежал какому-то общему течению, как, скажем, актеры театра «Современник», не стал идейным выразителем своего поколения, как Владимир Высоцкий. Его предназначение заключалось в утверждении прав и обаяния человека, сохраняющего отдельность при всей своей «компанейской» манере, личности, открытой для всех, но не слитной со всеми. Именно своей непоказной, естественной отдельностью, как и «личным» стилем Миронов был важен и нужен, а в чем-то и сходен с кем-то из своих современников, так или иначе отождествляющих себя то с его Жадовым, то с его Фигаро. Андрей Миронов видел все спектакли раннего «Совре-менника», не поддаться обаянию которого было трудно. Естественно, все то новое, что шло с его сцены, он так или иначе вбирал в себя. Примерно в эти же годы он подружился с одним из тех, кто стоял у истоков создания этого театра, — с Игорем Квашой. — «Современник», с его острой социальной, гражданской, духовной позицией, в то время оказался очень близок мне. Меня привлекало их стремление в каждом произведении определить для себя именно это и говорить об этом в полный голос, с максимумом интеллекта, юношеского пыла, поисков правды. Последнее рождало и правду театральную, правду сценическую. Гражданственность в первую очередь диктует свою внутреннюю правду, а она несовместима с неправдой внешней, театральной. С этим я и начал репетировать «Доходное место». Напомню, шел 1967 год. В то время как в «Современнике» уже начиналось неясное брожение и все более давала о себе знать творческая и человеческая разъединенность коллектива, Андрей Миронов, будто подхватив эстафету от его актеров, неожиданно пронзительно выразил в своем Жадове ту, уже исчезающую под напором новых общественных настроений гражданскую позицию поколения, с которой оно начинало свою жизнь. Его собственная юношеская чистота, открытость и непосредственность счастливо наложились на этот образ и дали поразительный результат. «Жадов—Миронов словно отвечает Адуеву-младшему из «Обыкновенной истории», судьба которого прослежена Олегом Табаковым в «Современнике»... Там крушение и вытеснение идеалов, замена их цинизмом и приспособленчеством. Тут — мучительное и вместе упоительно-радостное утверждение идеала, органическая неспособность с ним расстаться, невозможность изменить самому себе, своей природе, своей личности», — напишет К. Рудницкий. Может быть, как раз благодаря тому самому обособлению от общего направления он смог себя духовно сохранить на печальном общественном повороте конца 60-х... Не случайно его Фигаро сразу станет не просто одним из любимых героев молодежи, в сознании которой, кстати, неразрывно сольется с личностью самого актера, а будет настоящим источником веры и оптимизма, столь необходимого всем.
25.12.2016 Билеты на премьеру театра Наций "Иванов". 23 и 24 декабря 206 года на сцене театра Наций состоялась премьера, которую без преувеличения можно назвать самой...