27 августа 1989 Воскресенье С утра бурное обсуждение израильской проблемы — ехать или не ехать. Кашу заварил Любимов. Но евреи после возвращения ему гражданства СССР отношение и к нему, и к Таганке, кажется, переменили. Теперь они принимают Малый, Ленком и пр., а нас с января перебрасывают на май—июнь, на фестиваль. Неделя пребывания, два названия («Мастер» и?..), 5—6 спектаклей. Условия, как во всем мире, — 25 долларов суточных и все. В Израиле Петьке жить и Катьке жить пока. Конечно, Любимову будет неприятно, что Таганка в Израиль не едет, но мы (худсовет) решили отказаться от таких гастролей, мотивируя несовпадением производственных планов театра с временными и финансовыми условиями данного фестиваля. «Габима» ушел в сторону. А Любимов, оказывается, никогда и не был худруком «Габимы», он был там рядовым режиссером. «Добрый» (раскритикованный) и «Закат». Была у него разумная мечта — Таганка в Израиль, «Габима» на Таганке. Но времена и ситуация резко переменились. И теперь ему худо. Он нигде не нужен, получается. В СТД от Таганки в глазах рябит, если у нас страны мелькают, как спицы в колесах. Что о нас думает секретариат СТД, он ведь в эти гастроли достаточно рублей и валюты вложил. А впереди ФРГ и пр. Говоря сейчас по телефону с Любимовым, Губенко сказал, что гастроли прошли блестяще. Ну что ж, пойду прощаться с Эдинбургом, который, как и Стокгольм, я, в сущности, не видел. Я прогулял 4 часа и, в общем, с Эдинбургом познакомился. Поразили волынщики в парке, у подножия замка. Теперь Эдинбург я буду вспоминать по этим клетчатым юбкам, по этому пищанию волынок, и Эдинбург уж не будет мешаться у меня с Цюрихом. Доел полбанки свинины с картошкой, которую поставил утром варить, да забыл про нее в связи с еврейским вопросом. Кстати, Жучка снова было начала: — А что делал Дупак десять дней в Израиле? — Да при чем уж теперь Дупак. — Нет, я хочу раскрутить это с начала! — Дупак там был до того, как Любимов принял советское гражданство. И эта моя реплика, кажется, просветлила всем мозги. А то опять хотели на Дупака всех собак спустить. Как ему помочь, черт возьми! Нельзя же стоять в стороне. И есть предчувствие, что в связи с новыми гражданскими обстоятельствами Любимов не захочет осложнять себе жизнь внутренними проблемами, скажем, борьбой насмерть с Дупаком. Зачем? Или же как раз наоборот. Без конфликтов он себе жизни не представляет и хоть тут, да будет воевать. И это ему дает повод перед собой и Катей искать прикрытие, работу на стороне. «Странствующий гений», как его называют в рецензиях. «Знаменитый театр знаменитого Любимова». А аплодисменты мы «вымаливали», по выражению Демидовой.
29 августа 1989 Вторник. Аэропорт Хитроу Выяснил у Губенко вопрос о Дупаке. — Нет, Валерий, я с ним работать не буду. И Петрович не будет, он это на последнем собрании заявил однозначно. — Перемирия быть не может, и для тебя это вопрос решенный? -Да! — Ну, все ясно. Да, теперь все ясно и мне. Дупаку надо уходить, и нечего теперь уж мутить и без того мутное болото. Вставать на защиту Дупака?! Каким образом и во имя чего? Ну не хочет эта жена спать с этим мужем, ну что тут поделаешь! Насильно мил не будешь. Профсоюз не поможет в вопросе эрекции и осеменения. Что делать? Красиво уйти. Не уходить же им. Та же ситуация, что была с Коганом. Дупак жаждет разговора, всех обзванивает, я от него бегаю. Но надо и сказать ведь что-то. И разговор состоялся. Взял у профессора спирта для Куприяныча. Сбор труппы. Речь Губенко. Приказ управления о назначении Дупака генеральным директором центра с освобождением от обязанностей директора Театра на Таганке.
23 сентября 1989 Суббота Разговор в ресторане гостиницы «Волгоград». — Почему вы так не любите Высоцкого? — Откуда у вас такие сведения? —Для волгоградцев это очевидно. Я повернулся и ушел.
24 сентября 1989 Воскресенье Надо подать заявление и уйти из театра от Бортника. Или написать ему какое-то письмо коллективное и повесить на стенку. Разговор с Ванькой может быть только мужской, а я на него не способен. И это соседство квартирное с ним, куда от него деться?!
25 сентября 1989 Понедельник 6—7 декабря в киноцентре предполагается провести мои творческие вечера. Для этого делают с меня шарж, должны сфотографировать для афиши, для рекламы. А я должен подумать над программой. Сестра Лены Соколовой, Ирина (после «Живого»): — Вы гениальный актер! Вам не в этой стране жить надо! Вот так!! А я русский актер, я только здесь и «гениальный». А жена говорит, что я средний актер. Как после этого ее не бросить? Израильтяне в восхищении от «Живого», и от Кузькина в частности. А финны взяли «Высоцкого» и «Дом на набережной». Глаголин: — Валера! Я ужаснулся на худсовете, как вы с Губенко ненавидите друг друга! Какие вы разные и непримиримые, хотя внешне все вась-вась, все нормально. Но противостояние страшное. Кто такой Юрий Карабчиевский?! Потрясающая повесть о Маяковском!! И о всех нас.
26 сентября 1989 Вторник Около двух часов стоял в очереди — рубахи стирать. Через полтора часа голос приемщицы на весь мир: «Золотухин последний, за Золотухиным не занимать!» А пропустил меня интеллигентный человек, которого последним обозначили, отобрав у него белье. И каждый, кто приходил, потом спрашивал: «Кто с рубашками последний?» Толпа хором: «Золотухин последний!» На это я про себя думаю: «Дотерплю, ибо в Писании сказано: кто был первым, станет последним, а последний станет первым. Сегодня у нас Золотухин последний? Пусть будет так». Филатов загремел в больницу. Пневмония. Что ж это делается?! Шацкая говорит — недели две, пока всего не обследуют. Он лежит в отдельной палате, где есть вторая койка, и Шацкая договорилась, что она там будет жить. Вот это любовь! Если это действительно две недели, то как же «Пир»? Без Леньки его выпускать не будут. А потом я улечу в Австралию, а без меня, я надеюсь, тоже выпускать не станут. Как же быть? Пусть выпускают «Преступление». Эту идею надо Николаю подсунуть, посеять. Сам Николай сегодня улетел в Копенгаген. И будет 1-го! 28-го «Годунов» пойдете Шаповаловым и со мной. Дай Бог Шопену... Когда-то я с народом ходил к нему. Шопен, сыграй Годунова! Час пробил! Сегодня отменили «На дне», отменил его Николай еще вчера, думаю, не без подачи Бортника. Филатова увезли ночью. Разваливаются организмы вместе с театром.
29 сентября 1989 Пятница. Липецк, гостиница «Липецк» В «Современнике» мне Карелин, Джавадян, а потом и Фролов (вошел) предложили добавить в книжку несколько листов и через год издать с исправлениями ошибок, с теми же иллюстрациями, но другим объемом и, может быть, под другим названием. И я пообещал начальникам добавить 8 печатных листов, имея в виду дневники, «Зыбкина» и «Театральный роман». Обещал сдать к 15 октября. Просил никого не наказывать. «Да, вы сами во многом виноваты. Но замечание мы вынесем, выговор не будем объявлять, а замечанием обойдется».
2 октября 1989 Понедельник Утром съемки «Бориса» для Би-би-си. Дали в конверте по 30 фунтов английских. Это что-то замечательно новое.
11 октября 1989 Среда, мой день Вы думали, я провалюсь в этой роли, а я опять сыграл — так, мне Любимов помогает на репетиции обрести уверенность и воздух для полета.
19 октября 1989 Четверг. Сидней Просто так — Сидней, Австралия. Ощущения, что я на другом континенте, нет — капстрана, как Швейцария, как Англия, как даже Греция. За неделю было событий до черта. 12-го премьера и слова Любимова: «Молодец... Ты, положа руку, спас положение...» Вот так. А сын его Никита шепнул заговорщически: «Ты всех переиграл». В общем, я праздновал победу. Пил шампанское, заехали за коньяком. Потом к нам с Иваном и Ракитой. На стр. 157 книги Марины Влади есть и моя фамилия в числе тех, кто не завидовал В. Высоцкому. Но вообще странный слог, непривычный — я понимаю, почему она может вызывать такие неадекватные реакции читателей.
20 октября 1989 Пятнищ. Сидней Клуб Хакла. Идет репетиция — свет, радио. На этот концерт все евреи основную ставку делают. Но и репетиция ничего не обнаружила. Как пойдет и что мне делать?
21 октября 1989 Суббота. Сидней. Русский клуб Что можно сказать за вчерашних евреев? Они принимали нас потрясающе, хохотали, все понимали, и есть надежда, что они в какой-то мере спасают наше положение. Я вспоминаю Тамару, которая говорит, что в жизни ей помогали только евреи. Работал я вчера около часу, и мои партнеры были благодарны мне. Генерал Завеса Аркадий сказал, что я забил всех. Ну, дай-то Бог! Концертмейстер Мэри так наложила в штаны, что вместо Каретникова играла мне похоронный Шопена. Ну раз, думаю, ошиблась — нет, во всех четырех вступлениях она упорно играла свою музыку, глядя в правильно записанные ноты. А радист отключал мне микрофон, думаю, сознательно, потому что я поволок шнур, прикрепленный липучкой, и прокомментировал: «Капиталистический, выдержит!» Генеральный консул сидел в первом ряду, но к нам не зашел, послал секретаря, который как-то меня проигнорировал, а может быть, я его. Как бы там ни было, рожа была жеребячья и успех огромный и радостный. Иное дело — белогвардейцы. Русский клуб, люди, родившиеся вне СССР, проблем наших не знающие, монархисты. Как-то будет с ними и что делать им. Бог с ними... Некому отчет давать. Лишь бы голос звучал, а он вчера зазвучал только на гавайском вечере, где я пел «Ой, мороз», «В тот вечер я не...» и, что больше всего поразило, «Во субботу». Казарма гудела до 5 утра. Я в рот не беру спиртного и выгляжу героем после аэрофлотовской пьянки, которая была обусловлена успехом « Пира» и словами Любимова о Доне Гуане. Вот я и праздновал победу, хотя еще рано, рано... Надо развить и закрепить, а как это сделать — текст не взял с собой. Конечно, Рудольф — гений импровизации и приспособляемости к среде. Мне только кажется, консулу и советникам не совсем понравилось, что он всю эту бежавшую публику все время называл «родные», «дорогие», «близкие наши». Это смешно. Богина — как всегда.
Вторник Разговор у Ирины о коммерческом киноискусстве — Тарковский был зануда, делал занудные фильмы, в которых гениально выразил свое занудство. Зашел разговор о Таганке, Любимове. Возникла тема молодой жены, и тут ее глаза заблестели. Она долго говорила о маразме Феллини, который женился на девочке или девушке, на 35 лет моложе, она йог. Своими токами, посылами она как бы навевала ему прошедшие сны, и он стал лепить такой маразм! Молодость — всегда другие скорости, другая энергия, другие цели. Микитчен- ко пытался привести резон Чаплина: и он три фильма последних снял, которых никто не видел, полный провал, фиаско... Я думаю, Любимов — такой же случай. Почему, думаю, она с таким упорством и такой отработанной, накатанной аргументацией так нервно-болезненно и яростно отвергает благотворность для художника соседства молоденькой жены. Сомов открыл мне глаза — он с ней на кухне кофе готовил и посуду очищал от цыплят обглоданных. «Ночь в Византии». Это что такое? Я не читал этого романа. Но то, что эта проблема стоит и в «зеленой тетради», совершенно очевидно.
26 октября 1989 Четверг. Мельбурн Живем в гетто. Уже не в казарме, а в гетто. Рудольф в одной постели с Беном. Доехали с горем пополам, хотя горя, если разобраться, особенного не было. Ну, сломали Веньке колесо, ну, литр бензина остался, но ведь заправились. Бен влил мне в кофе жень-шеневого состава, с ноготок, и я запел про черного ворона, и славно. Все равно хорошо. Ну где ты еще увидишь гуляющих по тракту попугаев, на манер наших воробьев выклевывающих корм из лошадиных говен? Ну где? Нигде, кроме как в Австралии. Много и с добром вспоминали с Рудольфом Театр им. Моссовета и людей. Так что накапливаются положительные эмоции. А поля? Чернильно-фиолетовые квадраты! Краски нашего цветного телевизора! Это что?! Нигде не видел. Концерт. В зале 60 человек И даже то, что не приехала Ротару, нас не спасло. Но принимают хорошо, зал весьма приличный. Пошли по новому графику, с антрактом. Я закончил первое отделение под «браво!».
13 ноября 1989 Понедельник В театре страшные события грядут. 1) Губенко, очевидно, — министр культуры. 2) Любимов ищет скандала с труппой.
20 ноября 1989 Понедельник, вечер Как хочется, чтоб скорее минуло это 22-е. В «Московском комсомольце» мерзопакостная статья про нашего министра — все припомнили, «в чем был и не был виноват». Сегодня отвез пригласительные на ужин в «Славянский базар». Встречался с композитором, помял машину — задел меня немного грузовик Взял декабрьский репертуар.
25 ноября 1989 Суббота В понедельник, 27 ноября, меня будут в члены СП принимать. Но что-то волнуется Дурова, подкрепиться бы надо, а кем... Сегодня приезжает Любимов, что-то будет на нашем горизонте. Как-то они с министром уживутся. Говорят, нас вчера в программе «Время» казали, министр на гитаре играл, а мы подпевали.
26 ноября 1989 Итак, Любимов прилетел, будет к спектаклю. Надо не огорчить его своей игрой. Но придираться он будет все равно. К этому надо быть готовым.
1 декабря 1989 Пятница Неприемка моя в СП, быть может, — результат смычки с «Московскими новостями». Умер Натан Эйдельман. Любимов рассказывает: когда покидали зал Бондарев, Астафьев, Распутин, Белов, все смеялись. Один Эйдельман был мрачен и сказал: «Так же вначале смеялись над фашистами. Вы смеетесь, а мне не смешно. Это моя смерть...» Последние его слова, и вот результат. Любимов, как всегда, все перепутал. Вышли из зала «апрелевцы», а перечисленные им товарищи к московской партийной организации никакого отношения не имеют, а потому присутствовать на сем сборище не могли.
2 декабря 1989 Суббота «Ничего, мы что-нибудь придумаем...» — эти слова Скарятиной Кондакова расшифровала так: очевидно — она хочет написать апелляцию от бюро в секретариат. Ничего не понимаю, но опять какая-то надежда. От Надежды.
21 декабря 1989 Четверг Ужасающе тяжелый день. Эта показуха Любимова, бесконечные заявления — «я был изгнан», «я живу в Иерусалиме», «у меня израильский паспорт, советский мне не нужен..» И как не хочется с ним ссориться, и как не хочется работать. Может быть, это сегодняшнее настроение?
23 декабря 1989 Суббота Вчера Любимов, в шубе голубой, в запарке и суете уехал. До Рождества, и даже до конца февраля. Сунул мне букетик гвоздик — В новой работе будешь участвовать? — Обязательно. — Ну, ты понял, как строится композиция? То, что Любимов пытался с Михаилом Карловичем Левитиным объяснить труппе о контрактной системе некой «Ассоциации», я записал на магнитофон, хотя делаю это зря, трачу пленку, а расшифровывать ее некому. Надо вернуться к дневниковым записям, это хоть и не так подробно, но верно. И еще вчера звали меня Шацкие —Филатовы в бар на коньяк за показ удачной сцены «у фонтана». Любимов произнес такие слова: «Играть... работать... выручить... даже в таком виде она лучше (имеется в виду Сидоренко)...» Нинка праздновала победу, и я искренне рад за нее. Она переступила, преодолела страх... это ей нужно было сделать для себя. А я, глупец, накануне отговаривал ее под влиянием своего настроения...
26 декабря 1989 Вторник Потом Дом актера, благотворительный фонд. Читал стишки, два петуха пустил, но объяснил актерской братии, что вот, дескать, с министром культуры играл «Годунова», видимо, перестарался и охрип. Что же будет, когда мы с членами Политбюро начнем играть? А в Румынии казнили Чаушеску и жену его Елену... Я живу будущей книгой, будущими «Дребезгами». Шампанское не тронуто. Надо найти письмо Гоголя. Я совершу.
25.12.2016 Билеты на премьеру театра Наций "Иванов". 23 и 24 декабря 206 года на сцене театра Наций состоялась премьера, которую без преувеличения можно назвать самой...